Спецпроект расскажет историю Шмуэля Иоффе, одного из лидеров проекта «Бриха», организовавшего переправу более 450 евреев Восточной Европы в подмандатную Палестину. Мы узнаем историю Мульки Иоффе с детства и участия в еврейской скаутской организации и до момента смерти, описывая самые яркие эпизоды его жизни.
J-DOC — архив уникальных документов, посвященных государственной политике СССР в отношении евреев и истории советского еврейства.
Каждая иллюстрированная история — важный спецпроект J-DOC, благодаря которому можно познакомиться с еврейскими общинами и неформальными еврейскими объединениями, с людьми, противостоявшими режиму. Узнать о подпольной борьбе за еврейскую культуру и религию, за гражданские права и за право выезда из СССР.
Все герои и события реальны, они происходили в недавнем прошлом. Команда исследователей проекта J-DOC каждый день изучает документы и свидетельства тех лет, восстанавливая события жизней наших героев. Собрать историю Шмуэля Иоффе удалось благодаря архивным материалам проекта J-DOC и мемуарам людей, знакомых с Шмуэлем лично. Мы рады познакомить вас с Мулькой и стать вашими проводниками в путешествии по его захватывающей жизни!
Э́рец-Исраэ́ль – исторический термин, означающий регион, где в наши дни находится государство Израиль и соседние страны.
Пути евреев в Эрец-Исраэль в XX веке были причудливы и разнообразны. Где-то были налаженные маршруты, а где-то приходилось пробираться через кордоны, бездорожье и враждующие армии поодиночке. Иногда путешествием евреев, решившихся на алию, занимались разветвленные сионистские организации, а иногда переправщиками становились отдельные люди, сами никогда в Земле Обетованной не бывавшие, но поставившие себе целью помочь в этом тем, кто слабее и менее защищен. Многие погибли на этом пути, но тысячи людей были спасены и смогли добраться до Эрец-Исраэль.
История Шмуэля (Мульки) Иоффе — один из маленьких кусочков этого огромного пазла, история героя, чья нога так и не ступила на землю, о которой он мечтал всю жизнь, но благодаря которому право на новую жизнь получило более 400 евреев из послевоенного СССР. Собрать историю Шмуэля Иоффе удалось благодаря архивным материалам проекта J-DOC. Мы рады познакомить вас с Мулькой и стать вашими проводниками в путешествии по его захватывающей жизни.
Сиони́зм — идеологическая концепция и движение, основной целью которых является объединение и возрождение еврейского народа в государстве Израиль.
Наш герой, Мулька Иоффе родился в 1918 году в Риге в семье Лейзера и Шoны Иоффе. У него было две старших сестры Рут и Иегудит. По косвенным свидетельствам, у семьи Иоффе до войны была большая квартира в центре Риги, они относились к слою образованных столичных евреев среднего класса. Будучи школьником Иоффе вступил в международную социалистическую сионистскую молодежную организацию «Ха-шомер ха-цаир» («юный страж»), влиятельную по всей Европе.
Нецаха — «Но‘ар цофи-халуци», что в переводе означает «Скаутская халуцианская молодежь». Халуцианство – бескорыстное посвящение себя сионистскому движению.
Когда в 1930 году организация раскололась, Иоффе вместе со многими другими латвийскими подростками стал участником движения «Нецаха», которое сохраняло верность изначальной идеологии «Ха-шомер ха-цаир», то есть идее возвращения евреев в Эрец-Исраэль и трудовой жизни в кибуце. Идеология «Нецаха» строилась на догмате приоритета коллективного над индивидуальным, а незыблемым принципом для его членов было политическое и кибуцное единство как необходимое условие построения еврейского государства и обновления еврейского народа.
Кибу́ц — израильское сельскохозяйственное поселение (коммуны), отличительной особенностью которого является общность имущества и равенство в труде и жизни.
По типу обе эти организации напоминали скаутское движение. Мулька Иоффе прошел все этапы членства в «Нецахе»: от группы «кфирим» («львята», 11–14 лет) до «богрим» («взрослые», после 17 лет). Он был среди наиболее активных членов движения — неоднократно сопровождал посланцев из Палестины, организовывал спортивные мероприятия и летние лагеря.
15 мая 1934 года премьер-министр Латвии Карлис Улманис устроил военный переворот. Все сионистские и движения были распущены. Архив «Нецаха» переехал в дом друга Мульки — Ильки Зайдина, а активисты группы вынуждены были «уйти в тень». В условиях диктатуры Улманиса (1934–1940) они работали нелегально, а с началом советской оккупации (с 1940) перешли в режим строжайшей конспирации. Три года Иоффе отслужил в улманистской армии. Вернувшись, он занял одно из руководящих мест во взрослой части «Нецаха».
После первого шока, вызванного правым переворотом началась реорганизация работы в новых условиях:
"В организации царило какое-то странное чувство, какая-то избыточная уверенность. Я говорю о чувствах 14-15-летних ребят. Мы не допускали мысли, что с движением покончено. Этого быть не могло. Напротив, на роспуск организации мы смотрели сквозь романтическую призму: подполье, опасности и т.д. Это придавало нашей работе какой-то новый неожиданный ранее вкус… Мы собирались в домах, в синагогах, в лесу….."
К 1 сентября 1939 года, к началу Второй мировой войны, организации и общины латвийских евреев пришли в раздробленном состоянии. Невозможность сочувствовать фашизму привела большинство политических активистов к симпатии к СССР.
"С приходом Гитлера к власти началось размежевание сил… как будто не существовало иной альтернативы, как быть за или против. Существовала крепнущая сила фашизма, она же сила крайнего антисемитизма, и ей противостоял единственный фронт, способный сдержать ее — коммунизм, враждебный нам….."
При этом недостаток информации одновременно с недоверием к советской агитации путали и заставляли все больше замыкаться на своих прямых задачах и целях:
Испанские события — Гражданская война в Испании 1936 – 1939 гг. Испанский фронт — образованный левыми и либеральными партиями перед выборами 1936 года союз во Второй испанской республике.
"Нам надо было объяснить самим себе, почему мы не участвуем в этом деле [в испанских событиях] <…> Ответ был: у нас есть другой фронт… В Палестине уже начались кровавые события 1936–39 годов…». Алия не прекращалась, но становилось все труднее ее осуществлять, при этом «даже самые пессимисты не допускали мысли о том, что возможно тотальное уничтожение евреев; мы думали лишь, что будут у нас крупные неприятности".
17 июня 1940 года СССР насильственно аннексировал Латвию. Для массы евреев это казалось возможностью стремительного взлета, очень многие вступили в компартию. Однако идейные сионисты оказались в трудном положении: «мы были вынуждены уйти в подполье даже среди евреев». Советская власть строила свою систему в Балтике на видимости интернационализма. Националистические воззрения становились опасными. В еврейских школах и гимназиях иврит как язык преподавания был заменен на идиш. Из библиотек были изъяты книги на иврите, книги на идиш подверглись цензуре.
Ближе к осени вышло постановление о роспуске всех некоммунистических организаций — «Нецах» пошел на трюк: организация объявила о самороспуске, и после просеивания своих членов создала несколько подпольных ячеек. Мулька Иоффе был в этом процессе одной из ведущих фигур, которому руководитель подполья Ицхак Гордон поручал особые задания. Были созданы тройки, каждая тройка сообщалась с центром через связного.
"Мы намеревались создать очень глубокое подполье Мы не хотели “показного самосожжения”, хотели избежать быстрого провала и арестов, как это случилось у других. Мы правильно представляли себе, как надо себя вести в советском подполье. Мы знали, что здесь нужна не романтика, а сугубая осторожность".
%201.png)
Основной задачей в тот момент было сохранение сионистской литературы и обмен информацией о том, что делается в Палестине и еврейском мире. Члены ячеек проводили встречи, на которых выступали с докладами и обзорами. Организационно система, выстроенная Гордоном, потом окажется надежной опорой для послевоенной деятельности группы Мульки Иоффе.
Ближе к июню 1941 года начались массовые аресты и депортации латвийских граждан (преимущественно, представителей богатого и среднего класса собственников), среди них было немало евреев, которым кроме «буржуазного происхождения» вменялся в вину еще и сионизм. По оценкам исследователей, в руки нацистов, практически полностью занявших Балтику в течение первой недели вторжения, попало 75 тысяч латвийских евреев. Спастись в Риге удалось совсем немногим — тем, кто сумел в первую же неделю войны уехать на поезде или бежать на территорию СССР другим способом.
Несколько хорошо организованных и быстрых в принятии решений членов «Нецаха» умудрились сбежать. Мулька Иоффе вместе со своим товарищем по движению Гамлиэлем Блаушильдом покинули охваченную паникой Ригу 27 июня 1941 года. Блаушильд вспоминал:
"Я вышел на улицу поискать товарищей, никого не нашел и ничего не узнал. После обеда дозвонился к Мульке Иоффе. Встретились мы тем же вечером. Его родители и моя мать отказались покинуть город. Мы вдвоем решили отправиться в путь ранним утром следующего дня. Мулька приехал на велосипеде. Поскольку у меня велосипеда не было, Мулька бросил свой. Тут же на месте нам пришлось решать, отправиться ли на вокзал или двинуться пешком на север. Мы отправились пешком к эстонской границе. Когда проделали часть пути, нам удалось сесть на поезд. Доехали до Валка на границе Латвии и Эстонии. Там мы узнали, что на месте организуется партизанский отряд и, не колеблясь ни минуты, попросили включить нас в отряд. С трудом мы сумели убедить организаторов, что мы достойны этого, и в ту же ночь Мулька ухитрился раздобыть винтовку".
"Наш взвод насчитывал 20 человек. Мулька быстро выдвинулся благодаря своей незаурядной личности, и уже на следующий день его назначили пулеметчиком взвода Задачей отряда было обнаружение эстонских партизан-националистов и проведение операций против них Спустя несколько недель нам было сказано, что отряд присоединяется к Красной Армии и получит советское оружие. В один из дней нам было поручено атаковать подразделение немецких передовых частей. Пулеметный взвод, занявший передовые позиции, был тут же обнаружен противником, и на него обрушился огонь. Я был ранен первым. Мулька подполз ко мне, чтобы оказать помощь, и его тоже ранило пулей. В меня попало еще несколько пуль. Положение мое было тяжелое".
В течение суток Мулька сопровождал раненого Блаушильда на телеге в тыл. Ни фельдшера, ни врача на месте не было. Мулька скрыл свою рану, бегал в поисках врача, а когда нашел, то Блаушильда уже отправили в Таллин. Тем временем состояние самого Мульки ухудшилось – его прооперировали и из Таллина перевезли в Ленинград.
Оправившись от ранения, Мулька попросился в Красную Армию, но в первые месяцы войны выходцев из балтийских стран советские власти в армию не брали. Выздоравливающего Мульку должны были эвакуировать из Ленинграда. Он выбрал эвакуироваться в Ашхабад —один из крупных городов, поблизости от иранской границы и, соответственно, к Палестине. Выехал он незадолго до закрытия блокадного кольца.
Путь на юг, ближе к Палестине, не был прямым. С этого момента начинается история того Мули Иоффе, которого увидел в страстном мальчике-сионисте руководитель еврейского подполья Ицхак Гордон — решительного до авантюризма, великодушного до самоотречения лидера сосредоточенного на цели и наилучших путях ее достижения.
Первым пунктом своего плана Иоффе видел Ашхабад. Он планировал перейти через иранскую границу и добраться до Эрец-Исраэль. Однако Муля принципиально верил, что это не должен быть побег одиночки. Он решил собрать товарищей по движению: В Кирове находилось эвакуированное правительство Латвийской ССР, а при нем был создан центр по розыску родственников беженцев из Латвии. Этим каналом пользовались также участники сионистского движения, искавшие друг друга, им же воспользовался и Мулька Иоффе, который ненадолго осел неподалеку, в Вологде.
В Кирове он узнал адрес своего ближайшего товарища по «Нецаху» и подполью Яки (Якова Яная), которого вызвал телеграммой в Свердловск, где они провели некоторое время. Янай вспоминал: «Я отправился к нему ночным поездом без билета. Мулька ждал меня на вокзале с куском рыбы и стаканом какао в руке. Одному Богу известно, как сумел он раздобыть эти деликатесы в то голодное время. Первые слова его были: ”Мы едем на юг!”».
Ехать решили кружным путем — прямая дорога была забита военными эшелонами. Передвижение по стране в тот момент было делом сложным и опасным. Однако на руках у Мульки было командировочное удостоверение в Ашхабад, выданное еще в Ленинграде, а на нем стояла печать Особого отдела НКВД. Как Мулька достал этот документ, не ясно, однако их с Яки путешествие было почти беспроблемным и сытым (по удостоверению ему безропотно выдавали неплохие пайки).
Пробираться решили сначала в Ташкент, где, по слухам, были евреи, хорошо знавшие пути контрабандистов. Поехали через Новосибирск и Алма-Ату. Билет на двоих был один, и его Мулька отдал другу.
«”Я уж как-нибудь устроюсь, не беспокойся”, — сказал он мне. Каждый раз, когда контроллер проходил по вагону, Мулька притворялся спящим, и контролер тщетно пытался растолкать его, пока не вмешивались соседние пассажиры, шипевшие на контролера: “Оставь его, это солдат с фронта”».
Мулька с Яки благополучно добрались до Ташкента. Довольно быстро стало понятно, что, если они хотят собрать группу для перехода границы, то там им придется задержаться. В Ташкенте собралась уже довольно большая еврейская община, однако легально прописаться там было очень сложно. Выход друзья нашли в поступлении в ВУЗы: в конце 1941 в Ташкенте Иоффе поступил в Политехнический институт, а Янай продолжил учебу в эвакуированной в Ташкент консерватории. Учеба и работа были прикрытием их сионистской деятельности, военная столовая, в которой работал Мулька, кормила их самих и давала возможность что-то продавать на рынке, чтобы посылать деньги голодавшим родным в разные города СССР.
Одновременно с этим Иоффе и Янай собирали группу для перехода границы. Они связывались по почте с участниками еврейского движения, разбросанными по стране: в самом Ташкенте было несколько их старых единомышленников, также удалось перевезти в Ташкент пять еврейских девушек, которых друзья нашли в Кунгуре, на Урале. Это было непростым делом: нужно было раздобыть для девушек освобождение от работы в Кунгуре, потом документы, подтверждающие, что они учатся в Ташкенте. Стараниями Мульки и Яки к началу 1943 года пятерка была принята в Текстильный институт и прибыла в Ташкент. Параллельно Мулька налаживал связи с другими группами, планировавшими перебраться в Эрец-Исраэль. Так, в Каттакурган — город неподалеку от Самарканда, были эвакуированы из Балтики еврейские молодые люди, которые вели с Иоффе переговоры о присоединении к его группе.
Попытки перейти границу, чтобы покинуть Ташкент, сопровождались неудачами — еврей-адвокат, обещавший Мульке помощь, оказался ненадежным, а его знакомые турки, как бы знавшие все уязвимые точки на афганской границе — пройдохами, чуть не погубившими эту еврейскую группу. Группа Мульки была далеко не единственной, кто в те годы пытался сбежать из СССР через этот участок границы — беглецов неоднократно ловили по обе стороны, местные жители получали за беглецов плату «с головы». В эту ловушку чуть не попался и Мулька, вовремя взвесивший все риски и остановивший исполнение этого своего плана.
За время подготовки побега в Ташкенте удалось собрать группу единомышленников (Иекутиэль Шур, Копель Скоп, Гамлиэль Блаушильд, Поля Аронас и др.), иногда называемую «Ташкентской коммуной», основанную на воспринятых еще в Латвии принципах взаимопомощи и благотворительности.
Первоочередной задачей группы в условиях голода было обеспечить себя и близких продовольствием. Сердцем «хозяйственной деятельности» коммуны был Мулька: благодаря ему члены группы смогли устроиться на «хорошие» должности — в столовой, в ночной охране магазинов и т. п. Они выносили из столовых по чуть-чуть муки, овощей, остатки супа, распределяли между всеми членами коммуны. «Кража» еды не казалась им смертным грехом. Яки писал другу:
"Поверь мне, что я заметно переменился. Я уже не считаю зазорным преступить заповедь “Не укради!”, если речь идет о куске хлеба или нескольких картофелинах. Я не считаю это слабостью, это способ выжить, что теперь важнее для меня, чем когда-либо раньше. Если мы не собираемся сжечь наше прошлое, надо понять, что это необходимо для нашего будущего".
Второй своей задачей Иоффе видел налаживание связей с разбросанными по стране рижскими друзьями.
"Я тоже жду Мульку, как Мессию, — писал Янаю в Ташкент из Ферганской долины Розит Розенберг. — Нас все еще ожидает тяжелый путь. Пусть сгинут враги наши, а мы будем жить. Даже если афганский план провалится, и тебе придется вернуться в Россию, это не значит, что мечта твоей жизни напрасна….."
Если не удавалось переправить друзей в Ташкент, что было чрезвычайно сложно в военное время, то коммуна бралась поддерживать их письмами и посылками —доказательством того, что о них помнят. Посылки шли не только друзьям по Риге, но и заключенным евреям — узникам Сиона из Латвии. Переписку вели Яки, Мулька и те пять девушек, которые приехали из Кунгура.
Некоторых участников движения удалось перевезти в Ташкент: так, туда прибыл демобилизованный по инвалидности Гамлиэль Блаушильд, с которым Мулька расстался на поле боя в Эстонии и которого считали погибшим. Пробраться в Ташкент удалось и Рафаэлю Лифшицу, который был ранее на Белорусском фронте. Мульки уже не было в Узбекистане, но члены его команды смогли организовать Лившицу медицинский уход и выправить ему документы о демобилизации. Помощь получали и родители, и родственники членов коммуны. Сумел помочь Мулька и своей знакомой Эстер Гилинской, которую НКВД в Самарканде пытался вынудить доносить на офицеров, приходивших в столовую, где она работала. По намекам в ее письмах ташкентские друзья поняли, что Эстер в беде, и Мулька поехал разбираться на место. Эстер удалось бежать из Самарканда, в Ташкенте друзья спрятали ее в своем общежитии, а затем Мулька устроил ее на работу в колхоз под Ташкентом.
Также Иоффе смог установить связи с Эрец-Исраэль, которые ему помогли в дальнейшем. В конце 1943-го Мулька переехал в Москву, а через год вернулся в освобожденную от нацистов Ригу, где продолжил деятельность по переправке евреев-сионистов в Палестину.
Часть 2
Возвращение в Ригу для Мули Иоффе было лишь краткой остановкой перед операцией, к которой он готовился уже долгие годы. Неудача с переходом советско-афганской границы заставила его искать другие пути. Пока некоторые еврейские группы разрабатывали планы по переходу через Север или Китай, Иоффе увидел возможность двигаться через границу с Польшей.
Рига была освобождена 13 октября 1944 года, однако возвращение эвакуированных происходила поэтапно. Вначале было разрешено приезжать только тем, кто имел специальный вызов Совета народных комиссаров Латвийской ССР. Такие пропуска давали, например, инженерно-техническим работникам, необходимым для восстановления города и подготовки условий для возвращения к мирной жизни. Муля появился в Латвии всего через два месяца после освобождения столицы, для этого он разыграл идеальную партию. В конце 1943 года Иоффе приехал из Ташкента в Москву, где повторил уже известный ему ход с легализацией через учебу — в 1943-1944 учебном году Муля числился студентом Московского Гидротехнического института. Прописке в Москве способствовал также тот факт, что в столице у него жили две тети.
Тем временем, к концу 1944 года, по еврейским каналам информации становится известно, что открыт канал репатриации в Польшу для польских граждан. Иоффе рассчитал, что этим путем можно попробовать воспользоваться, особенно если действовать из Риги, где неразбериха конца войны, новой власти и постоянных передвижений огромных групп населения сыграют им на руку. Яков Янай вспоминает, что в Москве Мулька провернул рискованный маневр:
"Мулька явился в московский НКВД и рассказал, что до войны работал в рижском порту (так это и было). Поскольку он якобы занимал высокий пост, ему известно, где спрятаны документы и чертежи портовых сооружений. Соответствующие органы поверили, что присутствие этого человека в Риге крайне необходимо, и Мульке была выписана спецкомандировка в Ригу — редкий в те дни документ".
Благодаря нквд-шной бумаге Мулька смог занять в Риге большую квартиру, в которую прописывал возвращающихся товарищей и использовал как некий «клуб» движения. Постепенно члены еврейского движения начали прибывать в Ригу: кто из эвакуации, кто с фронта ранеными, кто вместе с освободившими Ригу советскими войсками.
Бейтар или Бетар (ивр. בית"ר — аббревиатура от בְּרִית יוֹסֵף תרוּמְפֶּלְדוֹר, Брит Иосеф Трумпельдор — «Союз имени Иосифа Трумпельдора») — молодёжная сионистская организация последователей Владимира Жаботинского. Первое отделение Бейтара было создано в Риге в 1923 году.
Летом 1945 года Мулька смог пересечь границу СССР. Этой возможностью он обязан члену «Бейтара» и своей однокласснице Рае Розенкович, у которой нашелся друг-поляк, предложивший включить ее и нескольких ее друзей в список живших в Латвии до войны и ставших советскими гражданами поляков, которые намеревались репатриироваться в Польшу. «За приличное вознаграждение» их с Мулькой включили в список и они отправились в путь. По воспоминаниям Розенкович, оказалось, что они связались с сомнительной компанией, необходимых документов для такого перехода границы не хватало. Несколько дней они просидели в полуразрушенном доме на границе. «Там мы прошли “ускоренный курс польского языка” и по совету одного дельца придумали себе отговорки, объясняющие наше незнание польского несмотря на то, что мы — “коренные польские граждане”». На какое-то время вся группа была задержана советскими пограничниками, но чудом их все-таки отпустили, и они добрались до Варшавы.
«Бриха́» (ивр. בְּרִיחָה — «побег») — подпольная организация, созданная в течение 1944—1945 гг. выжившими во время Холокоста членами сионистских молодёжных движений, целью которой была переправка евреев из Восточной Европы на побережье Средиземного и Чёрного морей для дальнейшей отправки их в подмандатную Палестину. Слово «бриха» было вначале кодовым названием этой операции.
"В разрушенной Варшаве Мулька отправился на поиски евреев, я же спряталась в доме за городом. Через несколько часов вернулся сияющий Мулька: «Есть евреи, есть община, есть организация "Бриха",
– вспоминала Розенкович. Оставаться в Варшаве было очень опасно, Мульку и Раю взяли в колонну греческих репатриантов-евреев, уезжавших к себе на родину.
Так они добрались до Чехословакии, в Братиславе оторвались от колонны и направились в Австрию. Через границу переехали нелегально, на крыше вагона, однако по ошибке оказались в советской оккупационной зоне, где их опять чуть не схватили. На этот раз они двигались по стране уже под видом австрийцев, возвращающихся из немецких трудовых лагерей, добрались до Линца, где смогли выправить документы австрийских граждан.
«Ацор!» — в переводе с иврита «Стой!»
"Там мы впервые услышали, что в Австрии находятся палестинские солдаты. Мы стали на перекрестке и принялись громко кричать вслед каждой проезжавшей мимо машине. И однажды, когда мы крикнули «Ацор!», машина остановилась. Слезы появились у меня. Мы встретились с еврейскими солдатами из Палестины".
Они помогли друзьям перебраться в Италию, где им пришлось расстаться: Раю Розенкович задержали на границе, а Мулька благополучно добрался до Милана. В Милане он появился в форме солдата Еврейской бригады. Путь из Риги занял два месяца.
Еврейская бригада — воинская часть в британской армии, состоявшая из евреев-добровольцев из подмандатной Палестины. Еврейская бригада была создана в 1944 году и приняла участие в освобождении Италии.
Мерказ ла-гола — (Центр по делам диаспоры) — комитет содействия переправке в Палестину евреев, спасшихся от нацистов. Создан в 1945 г. В Италии при Еврейской бригаде.
В Милане в этой время уже действовал Мерказ ла-гола, бывший фактическим отделением Хаганы в Еврейской бригаде, его основной задачей был прием евреев-беженцев. Активисты организации потом рассказывали историкам, что Мулька глубоко поразил их: они восхищались юношей, который в сложившихся обстоятельствах взял на себя такую миссию. Он был первым, кто рассказал им о судьбе латвийского еврейства и настаивал на том, что необходимо срочно организовать выезд членов халуцианских движений, их родных и, по возможности, известных им сионистов, которые разбросаны по всему СССР. Он настаивал на том, что в первую очередь надо спасать тех, кто выжил.
Хагана — еврейская военная организация в Палестине, существовавшая подпольно с 1920 по 1948 год во время британского мандата в Палестине.
По требованию Мульки руководство Брихи приняло решение помочь репатриации евреев Латвии. Но каково же было их удивление, когда вместо того, чтобы принять предложение самому отправиться в Палестину, где, например, уже жили его сестра и многие товарищи, или хотя бы остаться в Италии или соседних странах для организации переброски евреев в Эрец-Исраэль, Иоффе предложил себя в качестве главы операции в Латвии. Человек, только что с риском для жизни вырвавшийся из СССР, добровольно предлагал отправить себя обратно.
Залман Левинберг, встретившийся с Мулькой в Милане, вспоминает:
"Когда я встретился с Мулькой, у меня уже был богатый опыт встреч с евреями, спасшимися от гибели в годы Катастрофы. Почти все они были сломлены физически и душевно. Мы, палестинские евреи, видели в них пассивный элемент, нуждавшийся в нашей помощи, ибо сами себе помочь они были не в состоянии. Нам было ясно, что наш священный долг — все сделать для них. И тут я впервые столкнулся с парнем, прибывшим «оттуда», который превосходил нас своей готовностью к самопожертвованию. Просто невероятно: этот парень, спасшийся из Советского Союза, зная обо всех опасностях, готов вернуться туда ради верности своим товарищам, оставшимся там. Своим поведением Мулька как-то задел нашу израильскую гордость".
Часть 3
Мулька настаивал, что никто лучше него не знает советские реалии и сложности перехода границы в Латвии. Сам он в это время писал другу в Палестину:
"Ты, наверное, еще немного помнишь меня и поймешь, что я не мог успокоиться на том, что сам спасся и оставил позади сотни беспомощных людей. Я понимаю, что мне грозит. Однако я решился на это Я не смогу успокоиться, пока не сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти тех, кто остался, даже если для этого мне придется вернуться в берлогу дикого зверя, откуда неизвестно, удастся ли мне еще выбраться живым".
В начале ноября 1945 года Мулька прибыл из Милана в Лодзь, где в это время создавалась организация по переправке евреев из Польши в Палестину. В этот же поток вливались евреи из Литвы, куда быстро дошла информация о возможности покинуть СССР в толпе польских репатриантов. Однако в Латвии это «окно» еще не было известно. Иоффе потребовал у польской организации в ситуации открытого государственного антисемитизма срочно заняться вывозом латвийских евреев. Было решено отправить Мульку в СССР на три месяца: более долгий срок увеличивал опасность быть пойманным.
В Лодзи ему выправили «чистые» документы, разработали наиболее верные пути переправки людей. Там же Мулька получил указание кроме латвийских членов халуцианских движений включать в группы по нескольку поляков, и собрать товарищей, задержавшихся в Ташкенте. Также перед ним была поставлена задача попытаться спасти из воркутинского лагеря известного сиониста Нехемию Гросса.
Базой для Мульки стал Вильнюс, откуда более или менее удачно уже выехали многие литовские евреи. В Риге за операцию взялся Якова Янай. Он собирал группы, которые должны были пробраться в Вильнюс. Там пребывание латышских евреев без прописки было опасным, и по нескольку дней, а иногда и недель, группы прятались по частным домам. Последняя часть переправки в свободный мир — из Вильнюса в Лодзь — была самой рискованной. На деньги, передаваемые польской организацией, Мулька делал своим подопечным фальшивые документы как бывшим польским гражданам. Приходилось платить самым разнообразным посредникам, потому что даже достать билеты на поезд из Латвии в Литву было делом сложным и требовало командировочных удостоверений, также надо было платить за аренду квартир и комнат («подпольных гостиниц»), где прятались в ожидании выезда группы беженцев.
Сам переход советской границы чаще всего запланировать заранее не удавалось, иногда группа получала приказ собраться за час-два до выезда из города. Мулька и Яков старались подбирать группы и выправлять им документы как «семьям» и, по возможности, занимать своими людьми целые купе, чтобы не вызывать подозрений соседей по поводу невладения этими «поляками» польским языком. Перед самым отъездом беженцам давали сопроводительные письма на папиросной бумаге, которые они должны были хорошо спрятать и предъявить в центре алии в Лодзи: связь с польской стороной часто была односторонней, там не знали, сколько и когда прибудет к ним людей.
Темп выезда евреев из Риги в Польшу превзошел все ожидания. Сперва казалось, что речь идет о десятках молодых активистов еврейских движений, но вскоре стало понятно, что счет пошел на сотни бегущих из СССР людей. При этом организаторы процесса в Риге и Вильнюсе, отправляя свои семьи, друзей и знакомых в Эрец-Исраэль, сами оставались на местах. К весне 1946 года в Риге остался только Илька Зайдин, друг Мульки по «Нецахе», остальные работали в Вильнюсе.
В это же время возникли финансовые проблемы: передавать деньги из Польши в Вильнюс было затруднительно, а средств понадобилось значительно больше, чем предполагалось. Иногда удавалось передавать деньги с евреями-военнослужащими, которые возвращались из Европы домой. Иногда деньги брали у состоятельных евреев, которым выдавались «векселя», оплачиваемые центром в Лодзи по их прибытии туда. В мае 1946 года Иоффе смог еще раз выехать в Польшу, чтобы вернуться с деньгами для своей организации. Второй целью Мульки было убедить руководство центра алии в том, что проект сворачивать рано, что это последняя реальная возможность для латышских евреев убежать из СССР. В Лодзи аргументам Мульки вняли, однако вопрос о его возвращении в Литву обсуждался очень остро — все считали, что риск невероятно высок. Переубедить Мульку не удалось — он решил вернуться, согласившись только с тем, что он должен найти другого руководителя проекта в Вильнюсе, который сменит его и доведет проект до конца.
Это путешествие чуть не окончилось катастрофой. В Вильнюс Мулька ехал в качестве советского солдата, возвращающегося в СССР из своей военной части. У него были хорошие документы, но именно в это время в погранслужбу пришёл приказ подвергать каждого такого солдата подробному допросу: для этого были созданы фильтрационные пункты. На пограничном пункте в Бресте Мульку вызвали на допрос, обнаружили несоответствия в показаниях и документах и арестовали. В чемодане с двойным дном у него были спрятаны полученные в Лодзи 2000 долларов. Просидев тюрьме двое суток, Мулька бежал, бросив деньги.
Рассказывает Яков Янай:
"Как-то ночью я проснулся от стука в окно подвала, где мы тогда жили. Открыв окно, я с удивлением увидел влезающего в дом через него Мульку. Он был усталый и измученный, грязный и закопченный до неузнаваемости. Лицо его было покрыто сыпью. Он тут же сказал: “Слава Богу, пронесло! — Умыться и спать…” Потом он рассказал, как было дело: восемь дней он просидел под арестом. Перед тем, как отправить его в тюрьму, два тюремщика повели его в баню. Там он каким-то чудом умудрился в темноте выскользнуть через щель в заборе, а затем сумел скрыться от патрулей, обходивших ночные улицы пограничного городка. Незамеченный, он добрался до вокзала, увидел товарный состав, груженый углем, залез на платформу и нашел там беспризорников. Вместе с ними, спрятавшись в груде угля, он добрался до Вильнюса….."
В Вильнюсе до конца лета 1946 года процесс вывоза проходил практически без срывов. При этом удалось вывезти из Риги почти всех, кто хотел уехать в Эрец-Исраэль. В сентябре из Москвы в Латвию пришел приказ арестовать организаторов процесса переправки евреев. 22 сентября двумя группами Муля и его товарищи решили пробираться в Польшу. В группе с Мулей был и Яки. Меняя поезда и направления, сутками прячась на маленьких станциях, большинство смогло убежать от преследований. Но Мульку всё же арестовали. Рассказывает Янай:
«Беседер!» — в переводе с иврита «Всё в порядке!»
"Утром 27 сентября я приехал в Барановичи. Мулька ждал меня на станции. Я опасался заходить в квартиру и весь день бродил в городском парке. Мне казалось, что слежки за мной нет. Это был самый длинный день в моей жизни. Мулька был занят разными приготовлениями. Прежде всего он пошел к Карпову забрать документы. Потом отправился на рынок покупать старую одежду, чтобы набить ею чемоданы. Мы могли бы вызвать подозрение у таможенников на границе, если бы ехали без вещей. Вечером я подошел к 8-часовому поезду вручить билеты и проводить отъезжающую четверку. Я хотел быть уверенным, что они благополучно уехали. Тем временем Мулька спрятал наши советские паспорта, чтобы мы могли воспользоваться ими в случае, если мы не сможем перейти границу и нам придется бежать. По польским документам мы были братья Фишманы, только что приехавшие из Ферганы. Под покровом темноты мы пешком отправились на станцию. В ту минуту, когда мы поднялись по ступенькам вагона, нас схватили четверо здоровых мужчин в гражданской одежде. Мулька бросил на иврите: «Беседер!». Иллюзий у нас не было. Это был арест, которого мы все время боялись и ждали <...>"…
"Мы оба вошли в тюрьму в воинственном и приподнятом настроении. Арест в какой-то степени избавил нас от напряжения. За нами уже не гонятся… Свою задачу мы выполнили. Сотни евреев переправлены в Польшу, на пути в Эрец-Исраэль"…
Обоих арестованных отправили в Москву на Лубянку. Ночные допросы под светом прожектора, лишение сна сутками, побои, одиночные камеры, отсутствие информации о друзьях и о том, что именно товарищи говорят на следствии. У Мульки забирали очки, не давали есть, пожирая вкусную еду перед ним на допросах. Тактика Мульки заключалась в том, чтобы рассказывать во всех подробностях о том, чего и в помине не было: так он сочинял длинные истории о своей подпольной деятельности в Мюнхене, Париже, Лондоне, что немало путало следователей и давало им кучу дополнительной работы.
Однажды Янай и Иоффе встретились на очной ставке.
"Перед тем я попросил, чтобы мне на мои деньги купили 5-6 пачек папирос. Я не курил — папиросы предназначались Мульке. Когда меня ввели в комнату, где уже находился Мулька, он вскочил, и мы, бросившись друг другу на шею, расцеловались, следователи оторопели. Нас тотчас же разняли. Поскольку Мулька заявил следователям, что было переброшено 150 человек, нас допрашивали, почему цифра не сходится. Несовпадений в других деталях не было. Мулька постарался взять на себя большую часть ответственности за всю работу, облегчив тем самым мою вину. Я заметил, что даже стенографистка была тронута попытками каждого из нас взять вину на себя и облегчить судьбу товарища. Прежде чем нас развели, следователи разрешили мне передать Мульке папиросы. Мы опять расцеловались на прощание".
Через год после ареста, в сентябре 1947 года, Якова Яная и Шмуэля Иоффе приговорили к 25 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях. На пути из Москвы в Горький они встретились еще раз: в переполненное купе столыпинского вагона, в котором находился Яки, вдруг ввели Мульку. Около 30 часов они провели вместе. «Эта встреча была как бы перстом Божьим», — рассказывал Яков. Мулька планировал побег, они договорились не ждать друг друга и, если представится возможность, бежать по-одиночке.
"На пересылке мы пробыли вместе одну ночь. Спали рядом, укрывшись одним одеялом. Но назавтра его неожиданно забрали из камеры. Это было в Йом Кипур 1947 года".
Поскольку Мулька уже однажды бежал из-под ареста, его отправили в лагеря с особо строгим режимом. Печора, Абезь и Джантуй — известные теперь всему миру точки на карте ГУЛАГа. Долгие годы он вынашивал разные планы побега. Последний раз проект дошел до стадии паспорта, который сделала для него в Риге сестра Рут. Однако и этот план провалился — Мульку вдруг перевели в другой лагерь. В конце 1953 года Мулька был переведен в Читинскую область. Оттуда Рут стала получать письма, свидетельствующие о глубокой депрессии. «Я попал в заброшенное и Богом забытое место. Пустынный пейзаж действует угнетающе. Сейчас я так далек от людей и от свободы, что мне стало ясно: никогда я отсюда не выйду», — писал Мулька. Несмотря на это, в лагере он еще пытался освоить новую специальность — бракер по лесу, чтобы быть переведенным на более легкую профессиональную работу.
В начале 1954 года здоровый и крепкий Иоффе решил привести в действие свой старый план по выходу из лагеря: он знал, что заключенный, состояние здоровья которого внушает опасения за его жизнь, может быть освобожден по решению местного суда после того, как врачебная комиссия подтвердит, что в лагере его вылечить невозможно.
Мулька принял решение о голодовке. Через год приехавшая к нему в лагерь Рут увидела брата:
"Передо мной стоял человеческий скелет, не то живой человек, не то призрак. Только глаза оставались Мулины. Я тут же узнала, что перед самым свиданием произошло тяжелое происшествие. Муля приготовил несколько записок с дополнительными указаниями для меня. Надзиратели заподозрили что-то, раздели его догола, устроили тщательный обыск и обнаружили записки. Муля боролся с надзирателями, пытаясь проглотить записки, чтобы они не попали в их руки, и был жестоко избит. Таким его привели на свидание — высохшим, избитым, совершенно потрясенным".
Состояние здоровья Иоффе было таковым, что главный врач лагерей уже дважды подписывал акт, рекомендующий освободить Мульку, но начальник лагеря эти рекомендации проигнорировал.
Еще несколько раз Рут приезжала на свидания к брату. Он слабел, говорил, что согласен прекратить голодовку: «Сейчас многие освобождаются. Есть шанс, что и тебя скоро освободят», — говорила она ему. Однако лагерное начальство стояло на своем:
"Мы знаем, что ваш брат намеренно морит себя голодом. Он большой преступник. Мы отправим его в Хабаровск, и там его вылечат. Потом опять будем его воспитывать".
В ночь с 4 на 5 октября 1955 года в поезде из Хабаровска в Биробиджан, в закрытом вагоне, в котором везли больных заключенных, Мулька Иоффе умер. Его сестра Рут передала историкам его слова:
"Никто на моем месте не выполнил бы дела так, как я. Даже если бы я знал, что спасу только одного человека, и за это меня ждет этот горький конец, — я бы все равно сделал то, что я сделал. Я не раскаиваюсь".
Команда J-Doc выражает огромную благодарность историку Фреди Ротману за факты, источники и советы, которыми он щедро одаривал нас во время подготовки этого материала.
При подготовке спецпроекта были использованы следующие источники:
– Архивные дела проекта J-Doc:
1. Переписка 2-го отдела МГБ ЛССР по плану мероприятий «Капкан». Т.1, 1948‒1952 гг. , 15.07.1948–29.07.1952. ‒ LYA, Вильнюс, ф.K-43, оп.1, д.9 // Проект "J-Doc"; доступно 12 марта 2023 г., https://jdoc.org.il/items/show/1450.
2. Справки, планы и докладные записки по агентурно-оперативной работе 2-го отдела МГБ ЛССР. Т.2, 1949–1950 гг. , 02.1949–27.07.1950. ‒ LYA, Вильнюс, ф.K-43, оп.1, д.17 // Проект "J-Doc"; доступно 12 марта 2023 г., https://jdoc.org.il/items/show/1429.
3. Следственное дело Иофе С. Л. И других, обвиняемых в организации нелегальной эмиграции евреев. – Центральный архив ФСБ России, Центральный аппарат, Дело №39274, т. 1, 2; копия: https://www.nli.org.il/en/archives/NNL_
CAHJP997010696080505171/NLI.
4. Гефен Шлема Гиршович, 1913 г.р.; Бейлинзон Павел Борисович, 1919 г.р.; Сольцас Хаим Рубинович, 1916 г.р.; Тейтельбаум Иосиф Натанович, 1908 г.р.; Герштейн Рувим Исакович, 1913 г.р.; Герштен (Мещковский) Рувим Исакович, 1913 г.р., Вильнюс. – LYA, Вильнюс, ф.K-1, оп.58, д.20669-3-BB1; ф.K-1, оп.58, д.20669-3-BB2; ф.K-1, оп.58, д.20669-3-BB3; ф.K-1, оп.58, д.20669-3-SB1; ф.K-1, оп.58, д.20669-3-SB2 // Проект "J-Doc"; доступно 12 марта 2023 г., https://jdoc.org.il/files/show/949.
– Авраам Итай и Мордехай Нейштат. Через три подполья : из истории халуцианского движения «Нецах» в Латвии. Иерусалим, 1976.
Скачать книгу
– Яков Янай. Мулька: история побега из СССР. Тель-Авив, 1988. [מולקה סיפור הבריחה מברית -המועצות.יעקב ינאי]
– Интервью с Эли Валком (2016): https://www.nli.org.il/en/video/
NNL_ARCHIVE_AL99005278987
0205171/NLI
Саша Филатова – иллюстратор
Анастасия Калябина - дизайнер
Кира Долинина – редактор материалов
Гера Грудев – копирайтер и редактор социальных сетей
Яков Подольный – переводчик
Оля Штальберг – медиа-менеджер
Фреди Ротман - историк, архивист
Анастасия Глазанова - координатор цифрового архива «J-Doc»
Анна-Ребекка Черток – продюсер проекта
Леонид Розенгауз – проектный директор фонда «Надав»
